В следующую командировку полковник Трофимов отправился лично сам. Потому что далеко не все можно передоверять подчиненному тебе личному составу. Кое-что следует делать самому. Если, конечно, хочешь получить устраивающий тебя результат.

Из всех десятков уходящих к неизвестным клубкам ниточек полковник выбрал самую толстую. Самую обещающую навар. Он выбрал бронетехнику, оставленную на сохранение в одной бывшей республике. Как показали нам дальнейшие события, оставленную на века.

Он прибыл в означенную в проездных документах и встретился с командиром. И в двух словах объяснил ему цель своего визита.

— Но это дело давно закрыто! Техника, по причине невозможности ее возвращения, списана. Виновные наказаны. Мне нечего добавить к тому, что я уже сообщал назначенной вышестоящим командованием комиссии.

— А вы не горячитесь. И не занимайте раньше времени оборонительную позицию. Я ни в коей мере не собираюсь подвергать сомнению выводы, сделанные комиссией.

Я здесь вообще по совершенно другому вопросу. И данное происшествие интересует меня лишь как составная часть другого события, расследование которого поручено мне. На что есть соответствующий, обязательный к исполнению приказ моего и вашего командования.

— Хорошо. Что необходимо лично от меня?

— Довести до сведения личного состава мои полномочия и обязать их оказывать всемерное содействие следствию.

— Все?

— Все. Ну, может, еще личная помощь органам следствия, если в том возникнет необходимость.

— Хорошо. Я распоряжусь.

Полковник Трофимов отправился в войска.

Командир части собрал старших офицеров. И распорядился, как того требовал приказ, всячески способствовать ведению следствия.

Затем отпустил большую часть офицерского состава, а оставшимся рекомендовал изъять из подразделений потенциально опасных болтунов, которые что-то такое в свое время могли увидеть или услышать и неверно истолковать.

Болтуны были сведены в единое подразделение и отправлены в командировку на дальний полигон. Выкашивать прошлогоднюю траву и подкрашивать известкой невыпавший снег.

Вначале полковник Трофимов поднял техническую документацию по состоянию принадлежащей части бронетехники за последний год, где перечислялись поломки, починки и замены вышедших из строя механизмов. И выяснил, что по нелепой случайности в ближнезарубежной стране было оставлено не самое старое и не самое плохое вооружение. А самое новое и исправное.

Затем полковник побеседовал с рядовым составом, пригласив его в солдатскую чайную. Где за банкой вскрытой сгущенки с пряниками рядовой состав вспомнил, как помощник командира по технике лично указывал, какую технику грузить, а какую оставлять. И вспомнил еще много чего другого, например, про уходящие на сторону новые автомобильные моторы и запчасти и установленные на их место старые.

Со всеми своими выкладками он подошел к указанному помощнику и спросил, отчего это он, помпотех, отвечающий за техническую исправность бронетанкового парка, оставил новые и практически не требующие ремонта машины, но позаботился вывезти полный хлам, причинив тем существенный материальный убыток Российской Армии. И не просматривается ли в том его злой умысел.

На что тот ответил, что он ни в чем не виноват, так как имел на то соответствующий приказ.

— Кого?

— Командира части.

— То есть вы хотите сказать, что злой умысел просматривается в действиях командира части?

— Никак нет! Я ничего такого не хотел сказать. И не говорил...

— Говорили. Вы сказали, что командир части приказал оставить новую технику и грузить только старую технику. Из чего следует вывод, что он не просто так оставлял технику. А с преступным умыслом.

— Не говорил я ничего...

— Говорили. Вот у меня и диктофон на этот случай имеется. И ваши на нем показания. Я, конечно, понимаю, после того, что вы тут сказали, в этой части вам не служить. И следующего звания не получить. И потому предлагаю перевести нашу беседу в плоскость доверительного разговора. Так сказать, без протокола. А если с протоколом, то тех фактов, которыми я уже располагаю, вполне хватит, чтобы снять с вас погоны, выслуги и пенсии. И отправить под суд. Если по протоколу. Или без него?

— Лучше без него.

Полковник демонстративно вытащил и выключил диктофон. Оставив, впрочем, писать другой. После чего узнал много такого, до чего прежняя комиссия не дозналась.

Таким же образом полковник Трофимов побеседовал еще с несколькими старшими офицерами. И без счету с рядовым составом, который много знал, но почти ничего не видел лично.

— А кто видел?

— Да много кто...

— Ну тебе-то кто рассказывал?

— Зёма с третьей роты. И еще один — со второй.

— А где он, тот зёма?

— На полигоне.

— А тот, другой?

— На полигоне...

Потом полковник исчез. Чтобы вдруг объявиться на том самом, где зёма, отдаленном полигоне. На котором уже почти совершенно была выкошена прошлогодняя трава и выкрашен невыпавший снег.

На полигон полковник прибыл в гражданском обличье. И с двумя канистрами медицинского спирта.

— Я дядя одного вашего солдата, — объяснил он дежурному офицеру цель своего визита, сливая с канистры треть ее содержимого, — мне бы с племянником увидеться.

— Дядя — это святое дело. Это — никогда не препятствуем. Потому что встреча с дядей — это связь со своей малой родиной. Так сказать, живое патриотическое воспитание, — не возражал против встречи офицер, наблюдая завораживающее мерцание прозрачной струи, льющейся в подставленное под нее ведро.

В подразделении выяснилось, что Семен Петров — это не тот Петров, что надо. И поэтому «дядя» решил просто поговорить с его сослуживцами. В целях патриотического воспитания.

— Ну и как служба идет? — поинтересовался он.

— Отлично идет! Повышаем свою боевую под готовку! В последние стрельбы наш взвод показал только хорошие и отличные результаты, — хором ответил рядовой и сержантский состав.

Нет, разговор в таком тоне не пойдет. Не нужен такой разговор.

— Ну если хорошие и отличные, то вас полагается поощрить. Приветом с родины, — сказал «дядя», в двигая ногой канистру.